Театр «На Страстной» показал новое творение Константина Богомолова под названием «Мой папа – Агамемнон». Несколько трагедий Еврипида были преобразованы под очередной спектакль без действия, какие привыкли видеть зрители в последнее время от этого режиссера.
Новый уровень
В этом сезоне зрители уже успели увидеть три спектакля Богомолова – «Лед», «Карамазовы» и «Чайка». После «Чайки» многие заговорили о том, что режиссер полностью сменил вектор своей деятельности, пытаясь в своих постановках уйти от театральности и убрать внешние эффекты. Однако после «Агамемнона» все эти попытки могут считаться скромными.
В основу сюжета легло произведение Еврипида «Ифигения и Авлид». Девять лет назад Богомолов ставил ее в том же театре «На Страстной». Нынешняя версия разительно отличается от предыдущей, однако. Если присмотреться, следы того «Агамемнона» еще можно найти.
Театр со сцены
Первое, что бросается в глаза – режиссер решил начисто стереть в постановке следы трагедии и любых человеческих эмоций. В данной постановке разделения на сцену и зрительский зал не существовало. Актеры сидели за круглым столом, а зрители – вокруг них. Декорации, которые делала Лариса Ломакина, в этот раз превзошли все предыдущие по простоте. Отгороженный кусочек пространства представляет собой самую заурядную квартиру, которую видели все. Кто-то жил в свое время в этих простых стенах с простой мебелью, кто-то сейчас живет. Сделано это для того, чтобы избежать любого намека на привязку к какому-нибудь месту действия. Режиссер не изобретает ничего нового, просто переносит каждого из присутствующих в знакомую обстановку.
В сюжете показана самая обычная семья, состоящая из папы, мамы и сына. Любое действие персонажей обыденно, в нем нет никакой информации, как нет различия между жизнью и смертью. Никаких эмоций, никаких красочных реплик, актеры действуют как механизмы, которым требуется только произносить фразы. Поэтому появляется стойкое ощущение, что в спектакле абсолютно ничего не происходит. В течение долгого времени герои сидят на своих местах в одних и тех же позах.
На выбор каждого
Режиссер создает абсолютно простую атмосферу, которую каждый зритель может наполнить своим содержанием. Когда-то советский кинорежиссер Кулешов смог доказать, что если один и тот же портрет актера помещать на разные кадры, его выражение лица будет зрительно меняться, хотя на самом деле оно остается статичным. Богомолов в своей постановке видимо постарался применить тот же эффект, только для освещения событий он использует субтитры. Такое он делал еще в «Идеальном муже», но тогда они служили как комментарии, сейчас же они являются главным действующим лицом спектакля. Без них зритель не смог бы понять ничего из того, что видит. Богомолов манипулирует зрительским сознанием, донося до него сжатую информацию, которая то описывает происходящее, то сбивает с толку.
Режиссеру удалось изжить театр из постановки и лишить ее любых намеков на театральность. Мир, созданный на сцене, строг, скучен и авторитарен. По окончанию действия актеру уйдут со сцены, и появится надпись, которая провозгласит, что спектакль, скорее всего, закончен. Однако у зрителя появляется стойкое ощущение, что только что им увиденное повторится завтра и вообще может повторяться сколько угодно.
